Когда же в городе началась предпраздничная суматоха, мы все взбесились.
- Лангдон, почему ты сегодня опоздал в школу? - спрашивал мистер Гримшау.
- Простите, мистер Гримшау, я смотрел, как украшают ратушу.
- Фред Лангдон! Фред! - кричали мы со всех сторон. - Чем ее украшают? Флагами? Гирляндами?
Мистер Гримшау с трудом водворял порядок.
Для того, чтобы как-нибудь заставить нас заниматься, он придумывал задачи и упражнения, подходящие к случаю. Мы решали, сколько ящиков фейерверка длиною в полтора фута, шириной и высотой в 1 фут поместится в кладовой объемом в 7 кубических футов; читали рассказы о подвигах героев войны за независимость; отыскивали на картах места, где происходили самые решительные сражения.
- Белли, расскажи, почему мы празднуем день четвертого июля, сказал мистер Гримшау на одном из уроков.
- Мы празднуем этот день потому, что как раз четвертого июля в 1766 году Америка была объявлена независимой, - начал я. - До этого большая часть Северной Америки была английской колонией. Англия не позволяла Америке ни с кем вести торговлю и присылала кучу своих чиновников, которые очень плохо обращались с американцами. Англия не имела никакого права командовать колонистами, потому что они всю Америку устроили своими руками...
- Вот как? Всю Америку устроили... - прервал меня мистер Гримшау. - А что же открыл Колумб?
- Колумб открыл Америку дикую, а колонисты устроили колонии, и Англия им ничуть не помогала. Вот американцы и возмутились: прогнали чиновников, перестали посылать в Англию торговые корабли и решили не пускать к себе английские. Англичане все-таки прислали в Бостон корабль с чаем. Бостонцы забрались на корабль и побросали в воду весь чай до последнего фунтика. Началась война. Колонии соединились и все вместе отвоевали у Англии независимость. Америка стала республикой.
- Хватит. Садись, Белли.
На уроках французского языка мы почти совсем не занимались. Столпившись у кафедры, мы наперебой рассказывали о своих приготовлениях и показывали купленные ракеты.
Француз говорил нам, как называются ракеты по-французски, и разучивал с нами наизусть революционные стихи.
Только на уроках чистописания все оставалось по-прежнему. Мистер Мольбери круглым почерком выводил на доске скучные прописи, и мы, как всегда, корпели над разграфленными тетрадками.
Желтая лакированная линейка еще чаще шлепала нас по пальцам, еще громче стучала по кафедре, потому что мы все время шептались и перебегали с места на место.
И вот один раз мы устроили заговор.
- Слушайте! - закричал Фил Адамс за десять минут до прихода в класс мистера Мольбери. - Слушайте! Долго ли этот урод будет мучить нас своими прописями? Даже в самый день четвертого июля он готов засадить нас за тетрадки. Давайте проучим его хорошенько. Держу пари, что на сегодня мы избавимся от чистописания.
- Как? Как? Что ты придумал, Фил? - закричали мы. - Выкладывай скорей, Адамс!
- Марден, стань у дверей и сторожи! - скомандовал Адамс. - У кого с собой есть пистоны? - шепотом спросил он.
Дюжина ладоней с зелеными коробочками протянулась к нему.
- Это больше, чем нужно, - сказал Фил Адамс и взял из каждой коробочки по щепотке.
- Нож! - шепотом распоряжался он. - Джек, помоги!
Джек Гаррис открыл свой прекрасный перочинный нож с четырьмя лезвиями. Мальчики осторожно вытянули ножом гвоздики, которыми была прибита на кафедре черная клеенка. Фил Адамс просунул под клеенку целую кучу пистонов и потом большим пальцем вдавил гвоздики на старые места.
- Идет! Идет! - вдруг закричал Марден, и мы бросились к своим партам.
Мистер Мольбери вошел в класс, повернулся к нам спиной и начал выводить на доске:
- Как ты думаешь, он ничего не заметил? - шепнул мне Уоллес.
Я покачал головой.
- Кажется, ничего.
- Конечно, ничего. Он даже не посмотрел на кафедру, - зашептал Виткомб со своей парты.
Мистер Мольбери положил мел и вытер руки платком. Потом медленно направился к кафедре.
- Подходит, подходит, - зашипел Перец.
Ко мне на парту упала записка:
«А вдруг пистоны не выстрелят? Генри Блэк.»
Я обернулся и сказал одними губами:
- Вы-стре-лят.
Не отрываясь, я смотрел на мистера Мольбери. Мистер Мольбери вертел в руках линейку.
«Только бы стукнул, только бы стукнул скорее».
Мистер Мольбери положил линейку и отвернулся к окну.
Я перегнулся через парту и дернул Фила Адамса за рукав.
- Пропало! Он не стукнет.
- Тише! - закричал мистер Мольбери. Желтая линейка высоко поднялась и с размаху шлепнулась на кафедру.
Трах-тах-тах... - разнеслось по классу. Запахло гарью.
- Ай-ай-ай... - пронзительно закричал мистер Мольбери и присел от страха. Линейка упала на пол. Мистер Мольбери замер на корточках с широко отрытым ртом и растопыренными руками.
Мы сидели затаив дыхание и смотрели в разинутый рот мистера Мольбери.
Вдруг щеки Переца Виткомба надулись, как два пузыря, задрожали, как желе, он искоса посмотрел на меня и прыснул в кулак.
Вслед за ним, пряча голову под парту, захихикал Сэт Роджерс.
- Ха-ха-ха!.. - не удержался и я.
- Ха-ха-ха!.. Хо-хо-хо!.. - раскатилось по всему классу.
Мы хохотали до слез. Блэк схватился за живот, а Фил Адамс упал головой на парту и заливался так, что голова его подпрыгивала и стучала как деревянная.
Мистер Мольбери выпрямился, глаза его забегали по нашим лицам. Вдруг он покраснел так, что, казалось, кровь брызнет у него из щек, схватил свою шляпу и, как бомба, вылетел из класса. Дверь с треском хлопнула, даже стекла зазвенели.