Воспоминания американского школьника - Страница 24

Я сбоку посмотрел на дедушку.

Дедушка шагает крупно, держится прямо, и лицо у него спокойное. А мистер Уоллес сутулится, ходит мелко, как-то боком, все щурится и улыбается.

А все-таки похожи.

«Оба - путешественники», - решил я.

15

- Он никогда не перестанет, - грустно сказал Чарлз Марден, глядя в окошко.

Капли дождя звенели, ударяясь о стекло.

Капли догоняли одна другую, сливались и стекали узенькими извивающимися ручейками.

Мокрые черные ветки вяза дрожали и раскачивались вправо-влево, влево- вправо.

Марден шагал по комнате. Уоллес забрался в кресло с ногами и перелистывал сказки «Тысяча и одна ночь». Перец Виткомб и Генри Блэк играли в домино. Фред Лангдон и я молча сидели на кровати.

Наступила осень. Дождь лил и лил - целые дни, целые недели.

- Что же мы будем делать? - спросил Чарлз Марден.

- Надо что-нибудь придумать, - сказал Фред Лангдон. - А то мы помрем от скуки, как мухи зимой.

- Можно сыграть в прятки, - предложил Уоллес.

- Может, в домино?

- Играли уже, скучно.

- А знаете что? Как это я раньше не догадался. Ведь у нас есть чердак.

- Подумаешь, - сказал Фред Лангдон. - И у нас есть чердак. А во дворе сарай.

- И у нас есть чердак, - сказал Чарлз Марден. - И крыша есть. А на крыше труба.

- Ну и дураки! - сказал я. - Разве у нас обыкновенный чердак? У нас не чердак, а пещера Аладдина. Тетушка Эбигэйль за всю свою жизнь не выбросила ни одной склянки от пилюль, ни одной палки от старого зонтика. Она все прячет на чердаке. Там и дедушкина морская форма, и дорожные сундуки, и чучело обезьяны, которую дедушка привез из Африки. Моль поела ей шерсть - вот ее и стащили на чердак.

- Довольно, - сказал Фред Лангдон, - полезли смотреть тетушкины сокровища.

Высоко лезть нам не пришлось.

Моя комната была почти под самой крышей, и для того, чтобы попасть на чердак, нам нужно было всего только выйти на лестницу и подняться еще на пять ступенек. Но зато какие это были ступеньки! Узкие, скрипучие, и каждая скрипела на свой лад.

Чердачная дверь была закрыта на замок. Замок был большой, черный, тяжелый. Но рядом с дверью на гвозде висел ключ, тоже большой, тоже тяжелый, с толстой, грубо вырезанной бородкой.

Мы осторожно открыли дверь и тихонько, гуськом пролезли на чердак.

Что-то наверху зашуршало, зашумело, и на головы нам посыпались перышки, соломинки и какая-то труха.

Это голуби, которые жили на чердачных балках, испугались нас, поднялись и вылетели в круглое слуховое окошко. На чердаке пахло пылью, табаком и птицами.

Чердак был такой большой, что света из круглого окошка хватало на самую середину. А в углах было совсем темно.

- Хороший чердак, - сказал Перец Виткомб. - Хоть в пятнашки играй. Только жалко, что темно: того и гляди выколешь глаз тетушкиным зонтиком.

- Подождите, - крикнул я, - сейчас будет светло.

Я знал, что на чердаке есть еще пять окошек. Окошки эти были низко, у самого пола. Тетушка велела закрыть их деревянными щитами, чтобы солнце не проникало на чердак и вещи зря не выгорали.

Я отодвинул щиты один за другим, и на чердаке посветлело. Изо всех углов сразу выступили тетушкины инвалиды - шкаф с выломанной дверкой, вешалка без крючков, столы на трех ногах, ширма, вернее, скелет ширмы - она была без материи.

Возле стены стояли два больших сундука, окованных медными полосами. Мы подняли крышку одного - там лежали густо пересыпанные табаком, перцем и еще какой-то дрянью дедушкины старые мундиры и сюртуки. Шитье на воротниках где позеленело, где покраснело, а пуговицы все-таки блестели.

Во втором сундуке лежали тетушкины вещи - огромные шляпы с облезлыми перьями, юбки, такие широкие, что из них можно было сделать парус для корабля, какие-то проволочные каркасы, похожие на клетки для кроликов.

Я вытащил один из дедушкиных мундиров и надел его. Рукава висели чуть ли не до колен, а фалды подметали пол. Но рукава я засучил, а фалды подколол булавками. Вместо шпаги я приспособил палку от тетушкиного зонтика.

Чарлз Марден завернулся в дедушкин плащ и надел на голову тетушкину шляпу с пером.

Фред Лангдон нарядился турком: он накрутил себе на голову чалму из старой шали и надел тетушкин пестрый капот.

Перец Виткомб хотел надеть на себя платье с кринолином. Он просунул голову в проволочный каркас, а плечи - ни туда, ни сюда.

Перец сидел, как мышь в мышеловке. Только минут через десять мы нашли старые плоскогубцы и перекусили в трех местах толстую проволоку.

Проволока была очень крепкая. Нам пришлось здорово повозиться над ней. А Перец все это время стоял, вытянув шею и растопырив руки.

Когда мы его наконец освободили, он сказал:

- Пока вы тут пыхтели с плоскогубцами, я придумал замечательную штуку. Если составить все сундуки вместе, получится настоящая сцена, а если из сундуков вытащить все одеяла и развесить их на веревке - выйдет неплохой занавес.

Мы, ни слова не говоря, навалились животами на сундуки, и они со скрипом съехались вместе.

- Теперь, - сказал Чарлз Марден, - натягивайте веревку и тащите сюда одеяла, а Переца посадим опять в клетку. Он посидит и придумает, какую нам пьесу играть.

- Пусть Перец пасется на свободе, - сказал я. - Я и так знаю, что мы поставим. Я только вчера прочитал подходящую пьесу. Мы будем играть «Вильгельма Телля».

Х Х Х

В субботу, в четыре часа, наш чердак наполнился публикой.

Генри Блэк стоял у дверей и собирал входную плату.

Место стоило конфету или пять грецких орехов. Публика заняла места. В первом ряду сидели Мэри Уоллес и ее подруга Маргарита.